Как военный кризис в Карабахе восприняли за пределами региона
В рамках совместной инициативы Бакинского и Ереванского пресс-клубов “Линия соприкосновения” прошла очередная дискуссия — о восприятии армяно-азербайджанского конфликта за рубежом, причем как политическими кругами, так и массовой аудиторией. Существует ли пресловутое “армянское лобби”, о котором постоянно говорят в Баку? Правда ли, что Армению поддерживают демократии, а Азербайджан — автократии? Играет ли хоть какую-то роль в конфликте религиозный фактор? Посмотреть разговор армянского конфликтолога Арсена Харатяна и азербайджанского политического аналитика Шуджаата Ахмедзаде на русском и английском языках целиком можно на канале AliqRu под рубрикой “Строим мост”. Здесь же предлагаем ознакомиться с основными тезисами спикеров и их кратким анализом от модератора разговора корреспондента AliqRu Кирилла Кривошеева.
“Косовский сценарий” — недостижимая мечта армян?
Не секрет, что несмотря на Мадридские принципы и многочисленные оговорки о том, что карабахский конфликт должен быть урегулирован “с точки зрения территориальной целостности Азербайджана”, многие армяне мечтали о более радикальном варианте — чтобы Республика Арцах была признана хотя бы несколькими странами, а затем расширяла свои международные позиции, как это было с Косово. Основания для этого, как были убеждены в Ереване, имелись самые серьезные: угроза безопасности населения региона в случае перехода под контроль Баку.
Однако реализовать эту цель не получилось с самого начала, и, в первую очередь, из-за подхода западных стран. Не случайно в 2007 году именно агентство “Новости-Армения” задало вопрос спецпредставителю Евросоюза на Южном Кавказе Питеру Семнеби и не случайно получило вполне однозначный ответ: “Косовский процесс не может стать прецедентом для урегулирования существующих конфликтов на постсоветском пространстве”.
Как считает Арсен Харатян, искать отличия между косовским и карабахским конфликтами, из-за которых к ним сформировался столь разный подход, не стоит — просто “большие и сильные игроки” всегда будут манипулировать правом и выбирать то, что им нужно.
В свою очередь, его оппонент Шуджаат Ахмедзаде признал, что принцип территориальной целостности в настоящее время действительно получил серьезное преимущество по сравнению с правом народа на сопротивление. Периоды в истории, когда все было наоборот, по его словам, тоже были — во время волн деколонизации 20 века.
“Территориальная целостность довольно ясна как одна из основ международного права, закрепленная в Совете Безопасности ООН, в Хартии ООН. У вас есть территория государства, признанная международным сообществом, и ее надо защищать, ее нельзя нарушать, так что это довольно просто, как дважды два четыре”, — рассуждает Ахмедзаде.
При этом концепция права народа на самоопределение, по словам эксперта, “сформировалась уже после Второй мировой войны из-за понимания того, что посредством юридических инструментов бывшие колонии могут достичь своей независимости”. Однако в этом и уязвимость принципа: когда все крупные империи распались и страны мира вошли в ООН, членство в котором воспринимается как некий “сертификат соответствия”, отношение к нему изменилось. “Концепция права народа на самоопределение никогда не отвечала на вопрос, можно ли отторгать часть суверенного государства”, — говорит Шуджаат Ахмедзаде. И приводит в пример позицию Международного суда ООН по Косово, который “отказался отвечать на вопрос, может ли провозглашение независимости означать отторжение части страны или нет”.
Подобная двусмысленность сделала позицию тех, кто добивался права на самоопределение для себя, достаточно слабой.
Христианская солидарность и интернационал диктатур
“Евросоюз — это клуб христианских государств, и поэтому они всегда будут защищать позицию армян”. Такой тезис постоянно можно слышать от представителей Азербайджана, где периоды тесного сотрудничества с Западом то и дело сменяются отторжением и обесцениванием: “Никакие они не демократы, а самые настоящие расисты и исламофобы!”.
Однако именно по этому вопросу наши собеседники проявили абсолютную солидарность, констатировав, что религиозный фактор в армяно-азербайджанский конфликт то и дело пытаются привнести внешние силы, в то время как для самих участников религия не играет большой роли.
“Этот конфликт не касается противостояния России и Запада, демократии и автократии, мусульманства и христианства, — говорит Шуджаат Ахмедзаде. — Хотя если поглубже копнуть, всегда можно найти элементы этих противостояний, и они будут вполне реальным явлением, а не чем-то вымышленным, но я бы тем не менее не согласился [с таким подходом]. Это этнический территориальный конфликт, который берет свое начало с позднего советского периода, когда обе страны были в составе Советского Союза, и они борются из-за очень сложного понимания территории, сочетающегося с определенными этническими идентичностями, связанными с этой территорией, и также легитимизации этой территории в глазах внешних наблюдателей”.
“Если мы собираемся говорить о некоторых христианских группах [выступающих в защиту Армении на Западе], то я полностью согласен, что это не религиозный конфликт, и он никогда не был религиозным, — сказал Арсен Харатян. — И если некоторые группы пытались манипулировать, внося религиозный контекст в это, у них были свои интересы, а не интерес тех, кого они представляли”. В результате оба собеседника выразили надежду на то, что “в будущем разговоры о религии не будут отвлекать народы от поиска путей решения конфликта”.
Таким же несущественным фактором собеседники сочли и разницу в политическом устройстве Армении и Азербайджана. “Я помню, что мы обсуждали это на различных западных форумах, говоря, что демократия [в Армении] подвергается угрозе, и это не находило отклика даже у некоторых западных аудиторий, — говорит Арсен Харатян. — Очевидно, что мир видел и воспринимал Нагорный Карабах как часть Азербайджана, и в каком-то смысле как доказательство, что у Азербайджана был повод для войны. Это нашло отражение в позициях многих столиц”.
Шуджаат Ахмедзаде в свою очередь констатировал. “Мы не видели конкретных действий со стороны Запада, когда речь идет о поддержке, так сказать, позиции Армении по поводу Нагорного Карабаха. Что не обязательно означает, что была какая-то конкретная поддержка позиции Азербайджана. Но тем не менее я думаю, что скорее была некоторая двусмысленность в отношении региона в целом и конфликта в Нагорном Карабахе в частности. Это было скорее разрешение этим двум сторонам сражаться, чтобы увидеть, как ситуация изменится на земле, а уже затем подстроиться под эти изменения”.
Первая Карабахская война
Все это очень похоже на логику “Дайте войне шанс”, которую американский аналитик Эдвард Люттвак описал в своей статье еще в 1999 году. Люттвак исходил из того, что так как Холодная война завершена и риска ядерного столкновения больше нет (в 1999 году в это верили многие!), попытки крупных игроков вмешиваться в чужие конфликты не помогают решать их, а лишь затягивают решения. Остановить боевые действия за счет международного давления действительно возможно, но этот эффект будет не вечным, а освободившиеся ресурсы обе стороны обязательно бросят на вооружение. Логику Люттвака после этого много и справедливо критиковали, но, пожалуй, в отношении армяно-азербайджанского конфликта она действительно может работать — а значит, и применяться.
Научи плохому
Самый печальный вывод из тех, к которому пришли эксперты в ходе дискуссии — это то, что случившийся финал карабахского конфликта (именно такая трактовка кажется наиболее точной: карабахский конфликт завершен, но армяно-азербайджанский — продолжается) может стать примером для других стран мира. И примером, к сожалению, дурным — ведь он поощряет применение грубой силы вместо поиска компромиссов.
“Результаты того, что произошло в Нагорном Карабахе, создают прецедент, что военное решение возможно”, — говорит Арсен Харатян. Последовать ему, по мнению эксперта, в первую очередь, попытаются на Ближнем Востоке. Ведь между исходом армян из Карабаха и бегством мирных жителей Газы на юг анклава внешне есть что-то общее.
“В 90-е у нас было это либеральное предположение, что сила обретается из-за основанного США однополярного либерального порядка, основанного на международных правилах и нормах, но особенно за последние десятилетие мы видим обратную реальность, — сказал в свою очередь Шуджаат Ахмедзаде. — Работает право сильного, и мы видели, как это правило проверялось снова и снова, не только на Кавказе, но также на Ближнем Востоке, в Восточной Европе. А в будущем, возможно, будет применяться в других частях мира, где есть точки напряжения: Балканы, Сахель и Дальний Восток”.
Такой подход Ахмедзаде назвал “нелиберальными методами управления конфликтом”. Судя по всему, они действительно получают новую жизнь. Переломить этот тренд, видимо, получится только по окончании нынешнего периода глобальной турбулентности.
(Полную версию передачи можно посмотреть здесь)