Доклад Ереванского пресс-клуба
2000 ИМЕЛ ВСЕ ШАНСЫ стать самым скучным для исследователя годом в истории средств массовой информации третьей армянской республики. Прежде всего потому, что он обошелся без выборов — очередных или внеочередных, — хотя в первые месяцы разговоры об импичменте президента либо о роспуске парламента не утихали. А без выборов — значит без ожесточенной борьбы кандидатов в “слуги народа” за место в эфире и на страницах периодики, без крупных финансовых поступлений от политической рекламы в кассы СМИ.
Власти не закрыли ни одно СМИ и даже не делали таких попыток, не зафиксировано ни одного громкого теракта в отношении журналистов и прессы — в этом смысле куда “веселее” было в 1994-1995. Не произошло ни одного события, способного вывести пишущую братию из состояния полудремы и раскрыться с неведомых доселе сторон — подобно тому, как это произошло в дни массовых политических репрессий после президентских выборов в сентябре 1996 или после бойни в армянском парламенте в октябре 1999. СМИ не приходилось героически преодолевать энергетические и экономические испытания, каковые свалились на них в 1992-1993. Но в то же время экономика страны не дарила таких надежд на укрепление информационного рынка, как в 1997. Судьба не преподнесла журналистам исторические события, сопоставимые с первыми многопартийными выборами 1990, с референдумом о независимости 1991 или “бархатным” государственным переворотом 1998.
Даже продолжающееся падение тиражей газет и рост общего недоверия общества к печатному слову перестали восприниматься с драматизмом, характерным для 1994 или 1999, и вызывали в прошедшем году просто тихую грусть…
Однако несколько неярких, но весьма симптоматичных событий 2000 продемонстрировали, что все вызовы, с которыми сталкивалась армянская пресса за последние несколько лет, сохраняют свою актуальность. Более того, никогда прежде препятствия политического, экономического, правового, социального и морального характера не выстраивались на пути прогресса СМИ так сплоченно: словно защитная стенка при пробитии футбольного штрафного. Иными словами, внимательному и заинтересованному наблюдателю скучать не приходилось. Разберем ключевые эпизоды из жизни медиа-2000 в соответствии с хронологией.
ЭПИЗОД ПЕРВЫЙ
Начало года ознаменовалось подлинной информационной войной. Большинство армянских СМИ разделилось на два лагеря, и по традиции особенно явственно разделительная линия проходила у газет. Оселком, определявшим кто есть кто, было, естественно, освещение ситуации вокруг трагических событий 27 октября 1999. В докладе Ереванского пресс-клуба о СМИ Армении в 1999 отмечалось, что ответственно и оперативно (за небольшим исключением) отреагировав на сам теракт, журналисты довольно быстро перестали выполнять роль бесстрастных летописцев и занялись более привычным для отечественной прессы делом: пропагандистским обеспечением конкретных интересов, которые, в свою очередь, обозначились у различных политических группировок в контексте 27 октября очень четко. Первые месяцы 2000 стали кульминацией использования СМИ в борьбе за власть, которая, как показалось многим, валялась на улице после расстрела террористами крупнейших представителей армянской политической элиты.
Пресса, которая оказалась под влиянием одного из лагерей, образовавшихся после 27 октября, считала производимые следственной группой аресты обоснованными, призывала не мешать следователям, намекала, что следы террористов ведут в ближайшее окружение президента, если ни к нему самому, поддерживала требования об отставке людей из президентской команды и даже об импичменте главы государства.
СМИ, контролируемые противоположным лагерем, освещали ситуацию с точностью до наоборот: обвиняли следственную группу в ангажированности и политизированности, оценивали ряд арестов как немотивированные, распространяли сведения о насилии, применяемом к заключенным для выбивания “нужных” показаний, называли президента единственным гарантом стабильности и правосудия.
Журналисты разных СМИ высказывались с разной степенью категоричности и пристойности. При этом две газеты, занимавшие наиболее радикальные позиции в противоположных лагерях — “Айкакан жаманак” и “Айоц ашхар”, весьма походили друг на друга по тону и бесцеремонности в навешивании ярлыков на политических оппонентов — закон сближения крайностей! Война на газетных страницах и в эфире приняла в начале 2000 беспрецедентный по ожесточенности характер, и в нее оказались вовлечены даже те, кому неприкрытое участие в политических интригах не было свойственно, либо не полагалось по статусу. Завоевавшая за прежние годы имидж респектабельного и выдержанного издания “Азг” явно сорвалась и огорчила своих поклонников целой серией неприемлемых с точки зрения журналистской этики публикаций. Как ни пытались парламентские “Айастани Анрапетутюн” и “Республика Армения” выглядеть нейтральными, “центристскими”, влияние на них двух (причем разных!) противоборствующих лагерей при ближайшем рассмотрении становилось очевидным.
Высказанные выше оценки являются результатами не наблюдения “на глазок”, а мониторинга, проводившегося Ереванским пресс-клубом в мае 1998 — марте 2000. И не случайно обнародование промежуточных результатов этого исследования вызывало раздражение некоторых наших коллег, избегавших публичного раскрытия своего “политического лица”. Еще один огорчительный вывод мониторинга: до октябрьской трагедии 1999 ангажированность была присуща, главным образом, газетам, тогда как информационные программы электронных СМИ стремились ко все большей беспристрастности; но после теракта в парламенте некоторые частные телеканалы стали активно использоваться как орудие в политической борьбе. К сожалению, эта участь постигла и Национальное телевидение Армении (государственный канал), начавшее было отходить от роли бичевателя оппозиции, которую оно усердно исполняло до середины 90, но вернувшееся к ней с конца 99.
Поляризация политической элиты Армении на рубеже 1999-2000 выявила одну печальную истину: сокращение числа партийных изданий, перерегистрация некоторых из них как частных, независимых, равно как и изменение статуса государственных СМИ, формирование разного рода Советов, руководящих их деятельностью, тем не менее, не устранили тотального политического контроля над армянским медиа-рынком. Последний, как и в прежние годы, ориентирован на выполнение конъюнктурных политических заказов, а не на удовлетворение информационных запросов общества. И в острых ситуациях, которые у нас время от времени складываются, СМИ в большинстве своем не столько информируют, сколько манипулируют общественным мнением. Не столько помогают своим соотечественникам выработать гражданскую позицию в судьбоносные моменты, сколько стараются любой ценой привлечь их на сторону той или иной политической группировки, реализующей собственные узкие интересы.
ЭПИЗОД ВТОРОЙ
Ультимативное заявление фракции “Единство” (парламентское большинство) от 3 марта, в котором выражалось недовольство Национальным телевидением Армении, передавшем в информационной программе “Айлур” репортаж о пресс-конференции адвокатов-защитников интересов подозреваемых по делу 27 октября, продемонстрировало, что наши ведущие политические группировки верны своим принципам — не только грубо эксплуатировать подконтрольные СМИ, но и затыкать рот неугодным. Лидеры партий, входящих в “Единство”, а заодно с ними тогдашний премьер-министр и военный прокурор потребовали от президента республики отставки исполнительного директора НТА и руководителя аппарата президента.
Такие радикальные меры предлагались за то, что в эфир пошел сюжет о событии, действительно имевшем место, публичном и представлявшем несомненный общественный интерес. Иными словами, за то, что журналисты НТА выполнили свой профессиональный долг!
Любопытен и тот факт, что авторы заявления представили требование об отставке директора телеканала президенту, хотя вопрос этот находился в исключительном ведении Совета уполномоченных представителей учредителя ГАОЗТ “Национальное телевидение Армении”, к которому глава государства и руководитель его аппарата, чьей отставки также добивалось “Единство”, формально не имели никакого отношения. Таким образом, фракция, имеющая большинство в законодательном органе, премьер-министр, назначающий, кстати, членов того самого Совета уполномоченных представителей (?!), и один из руководителей прокуратуры (органа, осуществляющего надзор за законностью), обращаясь к президенту, требовали решения вопроса заведомо незаконным путем!
После того как журналистская общественность подняла мощную волну протеста против этой грубой попытки попрания свободы слова, авторы заявления стали выступать с объяснениями — одно неуклюжее другого. Мол, если бы репортаж о пресс-конференции пошел по частному телеканалу, то с их стороны не было бы никаких претензий, но государственный телеканал должен был молчать! Эту позицию надо, видимо, понимать так, что цензуру у нас хоть и отменили, но к государственным СМИ это демократическое завоевание не относится. Впрочем, подобный подход к прессе, финансируемой из госбюджета, т.е. за счет налогоплательщиков, является в Армении традиционным. Не случайно телевидение, радио и газеты, имеющие особые обязательства перед содержащим их обществом, никогда по существу своей миссии не выполняли, скрывая от внимания граждан многие насущные проблемы, лакируя действительность или, наоборот, очерняя оппонентов властей по принципу: кто не с нами, тот против нас.
Не менее нелепо выглядел другой пассаж авторов заявления от 3 марта: пресс-конференции, в крайнем случае, можно было уделить 3 минуты, но никак не 7… Разумеется, наших ведущих политиков заботили не профессиональные нормы, на самом деле не допускающие столь длительные сюжеты в информационных программах. В основе их претензий — неистребимое желание контролировать СМИ, абсолютное неприятие принципа редакционной независимости.
Данный инцидент, “съевший” немало нервов армянских журналистов, завершился “бескровно”. Однако, в целом, и на рубеже тысячелетий политическое руководство Армении сохранило, к сожалению, весьма действенные рычаги, позволяющие им “рулить” в информационной сфере.
ЭПИЗОД ТРЕТИЙ
В апреле 2000 карабахский журналист Ваграм Агаджанян был приговорен к году лишения свободы по обвинению в клевете, а после подачи кассационной жалобы Верховный Суд Нагорного Карабаха отсрочил исполнение приговора на два года. Последнее решение позволило Агаджаняну выйти из-за решетки, где он содержался как преступник, однако тем самым он фактически лишился возможности заниматься профессиональной деятельностью. Не выдержав злоключений с сыном, ушла из жизни его мать.
Правовое и информационное поля Армении и Нагорного Карабаха тесно связаны и влияют друг на друга, поэтому происходящее в Степанакерте самым непосредственным образом задевает армянскую журналистскую среду. Тем более, что в 1999 в схожем с Агаджаняном положении оказался его ереванский коллега Никол Пашинян. Перипетии и правовой аспект обоих дел подробно освещены в материалах ЕПК (см. отчеты Комиссии по защите свободы слова при ЕПК о нарушениях прав журналистов в 1999 и 2000 годах ). И новый скрупулезный анализ или детальная хроника не являются задачей настоящего доклада. В то же время, нелишне вновь взглянуть на уголовные преследования журналистов в широком социально-политическом контексте, сделать выводы с высоты прошедших месяцев.
Во-первых, как отмечают многие международные правозащитные и журналистские организации, сама возможность лишения журналиста свободы за распространение недостоверной информации или недоказуемых фактов (при этом необязательным является наличие злого умысла или очевидного общественного вреда) позволяет квалифицировать СМИ в Армении лишь как “частично свободные”.
Во-вторых, армянское общество не выработало иммунитет против неоправданной жестокости и цинизма власть предержащих. За действие журналиста, которое, в соответствии с элементарными цивилизованными нормами, заслуживает, максимум, опровержения или ответа в прессе, до предела унижается достоинство человека — его демонстрируют публике в клетке, в наручниках, с бритой головой… Ломаются, как в случае с Агаджаняном, профессиональные, просто человеческие судьбы. И это не вызывает особого общественного возмущения. Никто не несет хотя бы моральной ответственности за происшедшее. Если такое возможно в случае с журналистами, которых принято называть “сторожевыми псами” общества, насколько же беззащитны те, чьи права и интересы они призваны “сторожить”?
В-третьих, само журналистское сообщество не выработало действенных механизмов защиты своей профессии. С одной стороны, во всех ситуациях, когда вставал вопрос о поддержке коллег, армянские журналисты лишь короткое время проявляли солидарность и единство. Затем давали о себе знать конкретные политические интересы хозяев СМИ — а они пересекаются в любом инциденте — и только что стоявшие плечом к плечу собратья по перу разбегались по противоположным лагерям, один из которых продолжал отстаивать попранные права коллеги, а другой — оправдывать тех, кто эти права попирал… Так было и в перечисленных выше эпизодах с Национальным телевидением, Николом Пашиняном, Ваграмом Агаджаняном и во всех других, когда исключительно объединившись можно было рассчитывать на максимальный результат. С другой стороны, армянские журналисты так и не сумели договориться об общих профессиональных принципах, выработать этический кодекс, позволявший бы более-менее четко дифференцировать, что можно, а что нельзя людям, в распоряжении которых находится одно из мощнейших «оружий массового поражения»: слово и каналы его распространения. Отсутствие норм саморегулирования (не путать с самоцензурой, являющейся скрытой формой ограничения извне) дает ложное ощущение полной свободы, но оборачивается полной беззащитностью. Любителям укоротить прессе язык оно предоставляет аргумент: не умеете сами определиться с правилами игры — вами займутся судьи со своими правилами. Желтым СМИ — дает основания рядиться в респектабельные одежды, а провокатору-скандалисту — претендовать на роль знаменосца свободы слова. Политикам — позволяет манипулировать журналистикой в полном соответствии с ее ярлыком “второй древнейшей”. Самой же пишущей братии — оставляет участь ожидать, пока сильные мира сего, будь то родное правительство или Совет Европы, поднесут ей то, что она могла бы взять сама.
ЭПИЗОД ЧЕТВЕРТЫЙ
За несколько месяцев, как карточный домик, разрушились планы московского бизнесмена и президента Международной ассоциации «XXI век» Аркадия Варданяна создать медиа-империю. Последний камень из основания этой идеи вытащили сотрудники газеты “Новое время”, отказавшиеся от спонсорства Варданяна из-за противоречий относительно политической линии издания. “НВ” нашло возможность сохранить свое лицо и выживать без богатого покровителя. Но это был единственный относительно благополучный исход в серии “бракоразводных процессов” СМИ с Варданяном. В июне несостоявшийся медиа-магнат прекратил финансирование газеты «Норатерт», которую основал всего год назад, и последняя приказала долго жить. Затем вступил в конфликт с персоналом купленной незадолго до этого радиокомпании «FM 107», сменил его, а в конце концов, продал и это свое приобретение. Всего несколько месяцев понадобилось Варданяну, чтобы основать телекомпанию «Назарет», поднять вокруг нее небывалый шум, нанять на работу группу телевизионщиков и… похоронить начинание.
Все эти «свершения» уместились в весьма короткий промежуток времени: каких-то полгода. Казалось бы, что тут такого: человек распоряжается собственностью по своему усмотрению. Но за этими прихотями богача — ломающийся медиа-рынок, нереализованные творческие планы десятков профессионалов, невыплаченные зарплаты людям, которых, в отличие от Варданяна, ежедневно одолевают заботы о хлебе насущном. О каком общественном авторитете СМИ, о каком профессионализме и достоинстве журналистов может идти речь, если с ними можно так поступать? И никаких механизмов, защищающих столь значимую сферу, громко именуемую «четвертой властью»: ни профсоюзов, ни антимонопольных комитетов, ни фондов поддержки СМИ, оказавшихся в кризисной ситуации, ни системы защиты интеллектуальной собственности…
Могут возразить, что «империя» Аркадия Варданяна рухнула из-за того, что он вступил в острый конфликт с высшим руководством страны и оказался за решеткой. Бесспорно, с предпринимателем, в считанные месяцы пробившимся в центр большой политики, обошлись неадекватно сурово. Но при этом нет ни одного очевидного факта, свидетельствующего о давлении властей на варданяновские СМИ или об искусственном препятствовании его медиа-проектам. И все дело в том, что журналисты, газеты, теле- и радиоканалы рассматривались их хозяином как средство достижения сиюминутных политических целей: причем на начальном этапе через лояльность, а на последнем — через жесткую оппозицию руководителям Республики Армения. Не оправдав или, как в случае с «Новым временем», не пожелав оправдывать ожиданий Варданяна, они потеряли в его глазах интерес.
Отношение к СМИ как к предмету одноразового использования традиционно для армянской политико-экономической элиты. Прошлые годы богаты примерами основания новых газет и даже телеканалов под краткосрочные политические (как правило, избирательные) кампании. Месяц-другой скромного финансирования и амбициозных планов на будущее, после чего очередная журналистская команда оказывается брошенной на произвол судьбы без надежд на получение обещанного вознаграждения. Однако 2000, во многом «благодаря» президенту Международной ассоциации «XXI век», превзошел прошлые годы в плане беспардонного отношения к прессе.
ЭПИЗОД ПЯТЫЙ
Еще одним свидетельством недооценки современным армянским обществом и государственными институтами РА роли СМИ стала ситуация вокруг двух официозных газет — армяноязычной «Айастани Анрапетутюн» и русскоязычной «Республики Армения». Уже не первый год в журналистских и политических кругах не прекращается дискуссия: нужна ли государственная пресса в демократической стране? И несмотря на то, что мнение большинства вроде бы склоняется к отрицательному ответу на этот вопрос, а бюджетное финансирование официоза становится все более проблематичным, государственные СМИ продолжают существовать.
Хотя то, что происходило в 2000 с «Республикой Армения», даже существованием не назовешь. За долги типографии печатание этой парламентской газеты с июня было приостановлено, затем она была признана банкротом и до конца года так и не появилась в киосках. Без эксцессов такого рода, но с постоянными проблемами финансового порядка проводила второе тысячелетие «Айастани Анрапетутюн». Престиж этих изданий и популярность среди читателей резко снизились. (Мог бы британец или американец представить, что в одно прекрасное утро в свет не выйдут «Таймс» или «Вашингтон Пост»? Такое событие было бы равнозначно, наверное, падению на Землю метеорита. А граждане Армении в течение более полугода спокойно просыпались и засыпали без газеты, претендующей — устами одного из ее прежних редакторов — на такую же миссию в нашем обществе.)
Даже люди, находящиеся у власти и всегда использовавшие официоз в своих политических целях, в значительной мере потеряли к нему интерес и отдали предпочтение как трибуне формально независимым, но контролируемым ими СМИ. И тем не менее, отказаться от потерявших смысл и функции изданий государство не решилось. «АА» и «РА» хоть и в измененном статусе (сменив в роли учредителя законодательную ветвь власти на исполнительную) перемахнули в третье тысячелетие. Похоже, отцы нации в силу менталитета не рискуют избавиться от советских химер, и одна из них — государственная пресса. С ней надежнее?
ЭПИЗОД ШЕСТОЙ
Зато государственное телевидение химерой никак не назовешь, и заинтересованность властей в его сохранении вполне объяснима. Некоторые наблюдатели утверждают, что «ящик» с включенной «первой кнопкой» сыграл решающую роль в том, что президент Роберт Кочарян переиграл оппонентов в тяжелой схватке конца 1999 — начала 2000.
Не случайно вся интрига многолетнего обсуждения законопроекта о телевидении и радио сводилась для властей к решению непростой задачи: как выполнить условие для вступления в Совет Европы (трансформация государственного телевидения в общественное и создание независимых органов, регулирующих вещательную сферу), но сохранить при этом контроль над эфиром?
Дискуссия вокруг этого законопроекта создала один из редких прецедентов в армянской законотворческой практике, когда общественность проявила активность и заинтересованность. Ереванским пресс-клубом при содействии партнерских организаций был подготовлен законопроект, альтернативный официальному. Частные вещатели использовали каждую возможность заявить о своей позиции, и пресса широко освещала все перипетии «битвы за закон». Ряд общественных организаций разного профиля старался всячески помочь представителям СМИ в отстаивании их интересов. Парламентская Комиссия по науке, образованию, культуре и вопросам молодежи не могла проигнорировать эту общественную активность и, организовав слушания, включила в их повестку оба законопроекта…
И тем не менее, 9 октября 2000 Национальное Собрание подавляющим большинством проголосовало за официальный вариант, который резко критиковали и журналисты, и юристы, и руководители вещательных СМИ, и профессионалы из сферы телекоммуникаций, и международные эксперты. Причем принятие этого закона, вступающего в явные противоречия с рекомендациями Совета Европы, пришлось как раз на тот период, когда решался вопрос о приглашении Армении в эту авторитетную организацию в качестве полноправного члена!
Почему же не сработали многочисленные факторы, которые должны были способствовать принятию прогрессивного закона? Ответ один: отсутствие у армянских законодателей соответствующей политической воли. Во-первых, сыграло свою роль отношение депутатов к СМИ как к несерьезному институту, а к регулирующим их деятельность законам — как к второстепенным: оказалось, многие (если не большинство) голосовали, так ни разу и не прочитав законопроект. Во-вторых, весь армянский политический спектр — от либералов до традиционалистов — един в нежелании рассматривать прессу как саморегулируемый организм. Отсюда споры между властью и оппозицией сводятся не к вопросу о большей или меньшей независимости СМИ, а к тому, от КОГО именно они должны зависеть.
Как следствие, противоречия между президентом и депутатами НС относительно Закона РА «О телевидении и радио», ставшие причиной обращения главы государства в Конституционный Суд, лежали в совершенно иной плоскости, нежели критика журналистов и международных экспертов. Президент и парламент никак не могут поделить полномочия в формировании органов регулирования вещательной сферы и контроле над ними. Между тем, как показывает опыт многих зарубежных стран, вопрос должен стоять об исключении или хотя бы минимализации политического влияния на данные органы вообще.
Иными словами, у идеи независимости и саморегулирования СМИ союзников в армянской политической среде почти нет.
ТАКИМ ОБРАЗОМ, 2000 ставший годом, когда решился вопрос о приеме Армении в европейскую семью, и, следовательно, годом признания ее прогресса в демократическом развитии, не ознаменовался тем не менее ожидаемыми сдвигами по важнейшим параметрам свободы СМИ.
Армянская пресса остается, главным образом, ареной информационных войн, но не надежным инструментов информирования общества и осуществления общественного контроля над всеми сферами жизни страны.
Политический истеблишмент — причем и высшие эшелоны власти, и оппозиция — делает все от него зависящее, чтобы СМИ оставались под его тотальным контролем.
Идея обеспечения информационной безопасности граждан и общества в целом реализуется, главным образом, через уголовные преследования журналистов.
Отсутствует цивилизованный информационный рынок и защита труда журналистов. Бизнес проникает в область СМИ только для решения конкретных сиюминутных политических задач, пресса не рассматривается как поле для чисто экономических инвестиций. И обратная сторона медали: социальные права работников этой сферы и права потребителей их продукции вообще не стоят в повестке дня.
Как символ зависимости прессы сохраняются государственные средства массовой информации и государственные средства распространения СМИ.
По существу не выполняется одно из наиболее актуальных условий членства в Совете Европы: трансформация государственных телевидения и радио в общественные и создание независимых органов регулирования вещательной сферы, гарантированных от политических влияний.
