ПРОДВИЖЕНИЕ ДЕМОКРАТИИ ИЗ-ЗА РУБЕЖА?
Семинар “Продвижение демократии из-за рубежа? Инструменты продвижения внешних государственных и негосударственных акторов. Перспективы восточных соседей Европейского Союза” прошел 17 ноября 2005 в Берлине в главном офисе немецкого Фонда им. Фридриха Эберта, который и был организатором этого обсуждения. В семинаре приняли участие и выступили эксперты из Германии, России, Украины, Беларуси, Казахстана, Грузии и Армении.
Ниже предлагаем вниманию читателей версию доклада на семинаре президента Ереванского пресс-клуба Бориса НАВАСАРДЯНА, подготовленную специально для Еженедельного бюллетеня ЕПК.
ПРИНЯТО считать, что наиболее эффективным институтом продвижения демократии в советское время, наряду с различными радиоголосами, была… кухня. Этот феномен описан в тысячах публицистических и художественных произведений, и я не осмелюсь вступать с ними в конкуренцию с собственными образами. Скажу только, что именно кухня в обычных советских квартирах раскрепощала, пробуждала способность свободно критиковать своих руководителей и систему в целом. Ни в спальной или гостиной комнатах, ни в пивной людям в те годы не была свойственна подобная храбрость.
Сегодня продвижение демократии в ряде стран и регионов бывшего социалистического лагеря переживает определенный кризис. Это касается прежде всего тех из них, где у правительств не хватило политической воли самим активно проводить и поддерживать демократические реформы, и, соответственно, внешние инструменты оказались не столь эффективными, как, скажем, в странах Балтии. Для выхода из этого кризиса необходимо серьезно и критически переосмыслить осуществляемые программы. И здесь на помощь может прийти радикальный критицизм советской кухни. Именно к этому методу я хочу прибегнуть в своем выступлении.
ПОСТРОЮ свой доклад на нескольких последних примерах того, как используются внешние инструменты развития демократии в Армении. Примеры эти “разного калибра”, но свидетельствуют о некоторых общих тенденциях и проблемах, заслуживающих внимания и анализа. Самый актуальный связан с конституционной реформой — спустя 10 дней, 27 ноября состоится референдум по поправкам в Основной Закон РА. Чтобы хорошо представить весь контекст этого процесса, необходимо совершить экскурс в историю.
Вопрос о реформе впервые был поднят на серьезном уровне после смены власти в 1998 году. Тогда нынешнему президенту, впервые выдвинувшему свою кандидатуру, важно было получить широкую поддержку, и он пообещал во время предвыборной кампании, что, во-первых, сократит полномочия президента в пользу парламента, во-вторых, введет двойное гражданство. Таким образом, он решал задачу привлечения на свою сторону ряда ведущих политических сил, заинтересованных в получении своего куска от властного пирога, а также простых людей, для которых идея единения с большинством соотечественников (а, как минимум, 2/3 всех армян проживают за рубежом) была очень привлекательна. Кроме того, перспектива получения представителями состоятельной диаспоры армянского гражданства в дополнение к имеющемуся позволяла новым властям рассчитывать на ее поддержку.
Затем процесс затянулся на целых пять лет и потерял для руководства страны актуальность. Кто без веских на то причин добровольно откажется от части своих полномочий или пойдет на риск формирования нового, потенциально многомиллионного, причем абсолютно неконтролируемого и непредсказуемого электората? В 2003 президент получил свой второй срок, парламентские выборы также прошли по выгодному для властей сценарию, и в отсутствие наверху заинтересованности в проведении референдума по Конституции последний провалился. Формально обещание пятилетней давности было выполнено, и реакция президента на голосование было весьма индифферентной: “Не хотите — не надо!”
Но тут возникло новое обстоятельство. Чтобы объяснить Страсбургу, почему страна не в полной мере выполняет обязательства перед Советом Европы, армянские власти придумали аргумент: препятствием являются некоторые положения Конституции. И хотя в большинстве случаев основания для подобных отговорок были зыбкими, СЕ за них уцепился и, фактически, потребовал доведения конституционной реформы до конца. Заработал тот самый внешний инструмент продвижения демократии, и официальный Ереван понял, что нового референдума не избежать, что еще один провал резко испортит международный имидж Армении и скажется на помощи из-за рубежа. При этом задача армянских властей было ясной: поправки провести, но так, чтобы удержать в своих руках все рычаги тотального контроля над страной.
В подобной ситуации предполагалось, что Совет Европы должен приложить все усилия, чтобы реформа по-настоящему служила демократизации Армении, подорвала основы авторитаризма и кланово-олигархического беспредела. Однако Венецианская Комиссия СЕ, призванная оценивать подготавливаемый документ и вносить рекомендации, почему-то решила пойти по пути наименьшего сопротивления и уступок по ряду принципиальных положений, касающихся, в частности, местного самоуправления, свободы слова и др. На некоторых этапах работы над документом создавалось впечатление, что рекомендации направлялись из Страсбурга в Ереван только после предварительного неофициального согласования с представителями армянских властей.
Как и во многих других случаях, процесс подготовки проекта поправок напоминал заговор, в котором были посвященные — узкая группа людей, работавшая над текстом и согласовывавшая его с Венецианской Комиссией, и статисты (в том числе, парламентарии, представители гражданского общества, эксперты), которые при всем желании участвовать в работе и внести свой вклад в реформирование Конституции не имели для этого полноценной возможности. Очередной вариант документа и рекомендации к нему европейских экспертов становились доступными лишь в последний момент, когда для внесения предложений и их аргументированного отстаивания не оставалось времени. Жертвой же этого “заговора” оказалось все армянское общество, вынужденное принимать решение “за” или “против” в полном цейтноте.
Не может не вызывать недоумения и равнодушие международных структур к законности всей кампании и голосования 27 ноября. В средствах массовой информации, находящихся в большинстве своем под контролем властей, идет практически односторонняя агитация “за” представленный проект. Более того, с открытыми призывами голосовать за Конституцию выступают сами представители международных организаций и дипмиссий западных государств! За голосованием будут следить всего… 10 международных наблюдателей, хотя ни у кого сегодня не вызывает сомнений, что технологии получения нужного результата на референдуме будут затем использованы властями и на парламентских и президентских выборах 2007/2008!
В таких условиях рассчитывать, что реформа станет чем-то более, нежели “косметическим ремонтом”, что поправки будут способствовать полноценному выполнению Арменией обязательств перед Советом Европы и что, как утверждают представители армянских властей, реформированная Конституция чуть ли ни откроет перед Арменией двери в Европу, крайне проблематично. Вся эта история, на мой взгляд, очевидное подтверждение того, как внешние инструменты продвижения демократии дают результат, обратный ожидаемому.
ВТОРОЙ эпизод, о котором хотелось бы рассказать, в отличие от первого, очень частный. Но подталкивает к примерно таким же выводам. На днях Армению посетил видный политик из очень важной демократической страны, активно помогающей Армении и другим строить демократию у себя. В программу его однодневного пребывания была включена и встреча с группой представителей гражданского общества. Собрались, в основном, люди с критическим взглядом на ситуацию в стране, но, вместе с тем, не имеющие какой-либо определенной политической повестки.
Какое-то время гость заинтересованно слушал собеседников, большинство из которых откровенно, но в то же время сдержанно (их оценка положения дел никак не напоминала жалобу) делились своими озабоченностями, затрагивали проблемы, мешающие поступательному развитию Армении по пути к демократии. Казалось, его внимание к их словам объяснялось естественным желанием лучше понять происходящее. Однако когда пришел черед говорить этому политику, стало ясно, что, слушая, он готовил аргументы в защиту армянских властей. Мол, не все происходит сразу, есть страны, где ситуация гораздо хуже, и т.д., и т.п. Причем “промывание мозгов” собравшихся продолжалось много дольше, чем выслушивание их самих.
Возникают вопросы: стоило ли видному политику тратить столько времени, чтобы повторять то, что и без того обрушивает на нас официальная пропаганда? Зачем было гостю выступать в роли адвоката армянских властей и находить объяснение недостаткам и проблемам, за 1% которых он обрушился бы на свое правительство с гневными обличениями (кстати, у себя в стране он в рядах оппозиции)? Ответ на эти вопросы попытаемся найти чуть позже, а пока коротко коснемся теории развития демократии мелкими шагами. Она очень актуальна для Армении, которая почти официально отнесена на Западе к разряду “медленно реформируемых стран”.
НЕКОТОРЫЕ эксперты представляют нынешний процесс реформ в странах, подобных нашей, как замену неформальных институтов, составляющих нынешнюю полуавтократическую, полукланово-олигархическую, полукриминальную систему, формальными институтами европейского типа. При этом под институтами понимаются не только учреждения, ведомства, но и законы, процедуры, отношения… Старая система делает вид, что принимает такую реформу, но на самом деле старается приспособить внедряемые формальные институты к себе, сохраняя как основу своей стабильности неформальные институты, основанные на командно-административных методах управления, концентрации политической власти и собственности в одних руках, коррупции, фальсификации демократических процедур и др.
Сломать такую систему можно только быстрыми и радикальными действиями, чтобы ее неформальные институты не успели опутать все новое своими метастазами. Именно поэтому спустя десятилетие не очень успешных эволюционных процессов в моду на постсоветском пространстве вошли революции, обещающие быстрые и эффективные меры (другой вопрос, насколько эти обещания выполняются после столь непредсказуемых по определению мероприятий, как революции). И именно поэтому мелкие шаги, какими являются армянская конституционная реформа, или то, о чем говорил упомянутый выше видный политик, не могут привести к реальным результатам.
Доказательством этому являются противоречия между оценками крупнейших доноров относительно прогресса Армении (Программы Развития ООН, Всемирного банка, Агентства США по международному развитию и других, вся или почти вся деятельность которых осуществляется через наше правительство) с рейтингами международных правозащитных организаций. Если первые рапортуют об успешности реализуемых ими программ, основываясь на формальном институциональном развитии (то есть, тех самых мелких шагах), то вторые уже три года подряд фиксируют снижение индекса демократических свобод, отслеживая конкретные случаи и проявления репрессивного характера. Так, по данным Freedom House, Армения опустилась к самой нижней границе списка “частично свободных стран”, а армянские СМИ еще с 2002 года перешли из группы “частично свободных” в группу “несвободных”.
Существуют несколько международных программ, предполагающих распространение “ноу-хау” успешных реформ, укрепление демократических принципов, в том числе обмен бывших соцстран эффективным опытом развития в различных важных для общества сферах. Некоторые из них очень эффективны и позволяют целому ряду стран Восточной и Центральной Европы быстро преодолевать переходный период. Так, соответствующая программа Института Открытого Общества называется “Восток-Восток”.
Но нельзя сбрасывать со счетов и то обстоятельство, что у президентов и правительств постсоветских стран есть свой неформальный “Восток-Восток” и налаженные механизмы обмена опытом по имитации и мимикрии. С тем, чтобы, с одной стороны, ублажать западных партнеров, демонстрируя свою приверженность демократии и рыночным реформам, а с другой, продолжать курс на концентрацию власти и собственности, приспосабливая (или извращая) экспортируемые институты в соответствии с собственными интересами. В наших странах модно рассуждать о бесцельности и бессмысленности саммитов и других официальных мероприятий в рамках СНГ. Но недооцениваем ли мы значение этих встреч, где руководители разного масштаба получают возможность обмениваться “ноу-хау” противодействия продвижению реальной демократии?
В последнее время много говорилось о частых встречах нашего президента Роберта Кочаряна и его грузинского коллеги Михаила Саакашвили. Что нужно было нашему, более-менее ясно — в первую очередь, использование контактов Саакашвили на Западе. Но, вероятно, и Кочарян дал своему грузинскому партнеру несколько хороших советов насчет того, как держать всю страну под личным контролем. И в частности, мы видим, как метод приручения и скрытого цензурирования ведущих телеканалов посредством их концентрации в руках лояльных собственников, реализованный в Армении в 2002-2003 годах, постепенно внедряется в Грузии. Разумеется, армянские власти сами освоили этот метод и приспособили к кавказской специфике, используя опыт других стран, например, Таиланда и России.
В Армении с интересом следили за ходом выборов в Азербайджане. Для одних, кого я назвал бы недальновидными националистами, это был повод позлорадствовать относительно недемократичности соседней недружественной страны. Для других важно было понять, чем завершится противостояние внедряемых из США и Европы механизмов обеспечения честных выборов (изобилие наблюдателей, всевозможные мониторинговые программы, маркировка пальцев избирателей, экзит-поллы и др.) и прогрессирующих “постсовковых” технологий удержания власти любой ценой. Ведь какими бы конфликтными ни были отношения между нашими странами, на эффективности обмена избирательными технологиями это не сказывается! И то, что мы увидели в Азербайджане, усиливает тревогу относительно наших собственных выборов. Прежде всего в плане того, что внешние и внутренние инструменты продвижения демократии все больше уступают “ноу-хау”, разрабатываемому и распространяемому в рамках межвластного “Восток-Востока”.
НАКОНЕЦ, последний пример — продвижение в Армении законопроекта “О лоббистской деятельности”. Он был подготовлен Министерством юстиции в рамках зарубежного проекта стоимостью в 25 тыс. долларов США. Проект уже одобрен правительством и находится в обращении в парламенте РА. Идея закона вполне цивилизованная — регулирование разного рода влияний на принятие законодательных актов и разработку государственной политики, вывод механизмов этих влияний из тени. Однако посмотрим, каков будет эффект от применения этого проекта, если он станет законом, сегодня и в ближайшей перспективе.
Самое интересное заключается в том, что практически все персоны, имеющие реальные ресурсы для протекции своих частных, групповых и иных интересов на уровне законодательства и государственной политики, то есть, олигархи, неофеодалы, отцы кланов мафиозного типа, сегодня являются депутатами Национального Собрания (или собираются в ближайшее время добавить депутатский мандат к джентльменскому набору атрибутов своего могущества). Ожидается, что если все пойдет так, как шло до сих пор, включая успех референдума по поправкам в Конституцию, то позиции перечисленных групп как в законодательной, так и в исполнительной власти усилятся. И, разумеется, вопросы выхода из тени (в случае прохождения закона) перед ними никак не стоят. Более того, они могут воспользоваться законом для того, чтобы зарегистрировать лоббистские офисы, получить помещения в парламенте и посадить туда своих лакеев и телохранителей.
А вот на ком законопроект, в случае принятия, реально отразится — это институты гражданского общества. Во-первых, он в своих дефинициях не ставит разницы между лоббизмом и защитой общественных интересов, и получается, что любая деятельность некоммерческих неправительственных организаций, направленная на изменение законодательства (скажем, подготовка законопроектов или участие в разработке государственной политики в различных сферах), рассматривается как лоббистская и требует специальной регистрации. Во-вторых, предусматривается запрет на лоббистскую деятельность, если она финансируется из-за рубежа. Между тем финансирование деятельности сектора НПО в Армении на 90% (а зарубежная экспертная помощь им на все 100%) осуществляется международными донорами, и квалифицированные усилия по защите общественных интересов со стороны гражданского общества могут оказаться фактически парализованными.
Здесь я хочу напомнить, что этот законопроект подготовлен на деньги зарубежного гранта. То есть выделившая его структура закрывает, таким образом, возможность какого-либо участия своего и других доноров в использовании существенной части инструментария продвижения демократии. Должен несколько успокоить аудиторию: армянские НПО подняли по данному поводу большой шум, многие представители международных организаций, работающих в Армении, осознали, какая мина заложена в законопроекте, и собираются предпринять соответствующие меры.
ОДНАКО все дело, на мой взгляд, не в частном случае, а в общей проблеме. На начальном этапе демократизации постсоветских стран Запад и международное сообщество в целом почти с нуля сформировали в наших странах мощный сектор некоммерческих неправительственный организаций. Без внешних ресурсов гражданское общество у нас выглядело бы значительно слабее. Оно воспитывалось на самых высоких демократических принципах и стало носителем критического отношения к медленным и непоследовательным реформам и к правительству в целом. Но в последние годы в некоторых странах и в Армении, в частности, наблюдается существенная трансформация процессов в этом секторе.
Зарубежные промоутеры демократии в своей работе с НПО-сектором все в большей степени ориентируются на правительства наших стран. Все больше ресурсов идет на программы, инициируемые околоправительственными НПО (GONGOs) и исключающие любую возможность задевания интересов правящих элит. Инициативы, содержащие элементы альтернативы (прошу не путать с оппозиционностью) интересам этих элит, получают все меньше поддержки. Можно констатировать, что с 2004-2005 годах доселе очень маленький и неэффективный армянский GONGO-сектор уже вполне сопоставим в ресурсном плане с независимыми НПО и, если не проигрывает оппонентам, то только благодаря большей активности, компетентности, преданности делу последних. Однако тенденция сохраняется (о чем свидетельствовали и приведенные примеры), и в ближайшие годы расклад сил может быть сильно изменен, как из-за перераспределения ресурсов, так и в связи с переориентацией некоторых НПО вслед за этими ресурсами.
Процесс фрагментации гражданского общества еще более усугубляется конкуренцией между самими его институтами. Сегодня можно выделить четыре основные группы НПО. Первая — это те самые GONGOs, способствующие имитационным процессам, создающие видимость участия гражданского общества в важнейших процессах. Вторая — НПО, связанные с различными группами политической оппозиции и нацеленные в большей степени на смену власти (через революцию или без нее), нежели собственно на реформы. А поскольку при отсутствии укоренившихся демократических институтов смена власти никак не гарантирует прогресс (хотя и дает ему альтернативный шанс), конструктивный потенциал этих НПО может быть использован в лучшем случае лишь в будущем. В настоящем же их роднит с первой группой ориентированность на конъюнктуру, только с другим знаком. Третья группа руководствуется принципом “грант — это все, результат ничто”. То есть добивается получения финансирования любой ценой, пользуется ресурсом внешних инструментов продвижения демократии, оставаясь на деле безразличной к их целям и задачам. И лишь четвертая сохраняет приверженность основной миссии НПО в странах с переходной демократией: способствовать реформам, делая широкую общественность их активным участником. При этом она оказывается самой уязвимой, поскольку постоянно “обкрадывается” и дискредитируется тремя другими.
Естественно, внутри каждой из названных групп имеет место своя фрагментация и конкуренция, что приводит к еще большему распылению потенциала демократических реформ. Сейчас уже трудно определить, что является причиной, а что следствием — фрагментация гражданского общества в наших странах или питающих его внешних инструментов продвижения демократии. Кризис эффективности в лагере реформаторов особенно ощутим перед лицом усилившейся в “медленно реформируемых странах” консолидации власти с целью обезопасить сложившуюся систему посредством мимикрии.
В обращении сегодня находится целый ряд объяснений описанного явления:
— от некоторых стран Запад уже не ожидает особого прогресса в области демократии, они просто положены на определенную “полку”, и дальнейшие усилия лишены особого смысла;
— на Западе осознают, что сохранение власти для правящих кругов в этих странах гораздо важнее отношений с самим Западом, и предпочитают “не дразнить зверя”, чтобы соблюсти свои интересы в регионе;
— в контексте борьбы с терроризмом и крупных геополитических программ Запада соображения безопасности и распространения влияния превалируют над соображениями свободы и демократии, и в тех случаях, где приоритеты достижимы без “соуса” в виде верховенства закона, гражданского общества, независимых СМИ, можно проявлять большую терпимость к местным правителям;
— организации, имеющие в своей повестке демократизацию постсоциалистических стран, и их чиновники провели здесь уже большой объем работы, затратили много средств на разнообразные программы и доложили об их успешности, вроде бы сформировали или реформировали основополагающие институты и сегодня вынуждены по инерции говорить о прогрессе. Иначе окажется, что их деятельность была малоэффективной и отчеты не совсем соответствовали действительности;
— срабатывает шантаж местных проправительственных политических сил и СМИ, обвиняющих западные страны и международные организации во вмешательстве во внутренние дела их государств и провоцировании нестабильности и “цветных” революций. Из-за этого шантажа Запад вынужден осторожничать и быть более терпимым;
— структуры международных организаций в определенной степени коррумпированы, они сблизились на основе эгоистических интересов с местными правительственными структурами и околоправительственными экспертными группами и НПО;
— работа в представительствах международных структур в некоторых странах непрестижна и малопривлекательна, вследствие чего сюда направляются недостаточно квалифицированные и не имеющие особой мотивации люди. Это, соответственно, снижает результативность всех усилий.
Существуют и версии для каждого отдельного случая, в частности, для Армении:
— армянская диаспора и, в частности, ее лоббистские организации активно работают для формирования позитивного имиджа страны на Западе и привлечения большей зарубежной помощи в страну. Их влияние в соответствующих западных кругах нейтрализует критические сигналы о ситуации в Армении и способствует акценту в деятельности международных доноров на “лояльные” армянским властям программы;
— Армения, как в геостратегическом, так и в политическом смысле представляет для Запада гораздо меньший интерес, чем Азербайджан и Грузия. Кроме того, она не столь однозначно, сколь соседи, декларирует свою евроатлантическую устремленность. Следовательно, нет и заинтересованности в опережающих соседей темпах реформ в Армении — всех удовлетворяет уже то, что она не отстает;
— решение карабахской проблемы является для Запада приоритетным по отношению к укреплению демократии в Армении и Азербайджане. Поэтому правительства крупнейших западных стран закрывают глаза на уничтожение здесь оппозиции и влиятельных независимых СМИ, принимая аргумент местных властей, что плюрализм и демократия могут помешать в нужный момент реализации непопулярной модели урегулирования конфликта.
Можно ставить под сомнение обоснованность каждой из перечисленных версий, доказывать, что они неверны полностью или частично — я всего лишь озвучил то, о чем говорят, а выводы оставляю за аудиторией.
ЧТОБЫ не завершать на пессимистической ноте, выскажу, тем не менее, уверенность, что альтернативы дальнейшему активному применению внешних инструментов продвижения демократии в Армении не существует.
Во-первых, в Армении мало кто ставит знак вопроса в конце предложения, вынесенного в заголовок этого доклада. Геополитические, экономические, историко-культурные, временные факторы не позволяют нам всерьез говорить о каком-то своем — без экспорта и внедрения западной модели — пути становления открытого общества и свободного рынка, подобно тому, как это часто декларируется в Китае, России или Казахстане. Возможно, у последних для продвижения собственных моделей есть необходимые условия и потенциал, коими Армения не располагает. И мы будем только аплодировать их успеху, продолжая уповать как на собственные силы, так и на внешние помощь и давление. Во-вторых, сопротивление власти реформам носит инерционный, ситуативный, а не принципиальный характер. Никто в правящей элите не ставит под сомнение перспективу Армении как демократической страны европейского типа. Во властных структурах немало людей, которые хоть и не имеют право решающего голоса, но сами тяготятся медлительностью и непоследовательностью реформ и пытаются их ускорить. В-третьих, нежелательные тенденции и низкая эффективность применения инструментов продвижения демократии, примеры которых были приведены выше, совсем не обязательно приобретут постоянный характер. В-четвертых, не все зарубежные агенты реформ оказались подверженными влияниям “сверху” и “снизили свои обороты”. Такие из них, как Институт Открытого Общества, Национальный Институт Демократии, Фонд им. Фридриха Эберта (я называю этот Фонд вполне искренне, а не потому, что он организовал этот семинар) и другие немецкие политические фонды. Все эти структуры действуют с разной эффективностью и компетентностью, но им пока удается противостоять давлению и стремлению местных властей сковать их по рукам и ногам. Их возможности несопоставимы с более крупными донорами, но эффективное сотрудничество с самой продвинутой частью гражданского общества позволяет им оставаться серьезными игроками. Хотя и их усилия подвержены фрагментации: некоторые из них в определенной степени ориентируется на вторую (то есть, связанную с оппозицией) из перечисленных выше групп НПО.
Приведу два примера подобного партнерства. Большое значение для перспектив развития Армении в ближайшие годы будут две крупнейшие программы – “Европейская политика соседства” и Фонд “Вызовы тысячелетия”. У нас были (и пока остаются, поскольку реализация этих программ еще не началась) серьезные опасения, что ЕПС и ФВТ унаследуют негативные явления от ряда своих предшественников. То есть им будет недоставать прозрачности, в них будет присутствовать большой элемент имитации, предусмотренные средства станут объектом коррупции. Поэтому мы — я имею в виду наиболее активные НПО и некоторые зарубежные организации — решили добиваться повышения роли гражданского общества в процессе, включая участие в определении содержания программ, просвещение населения относительно их, мониторинг имплементации.
Так, в определенной степени благодаря активному распространению со стороны группы НПО, объединенных в инициативе “Партнерство во имя открытого общества”, своей информации о положении дел и альтернативных идей (в частности, отчета по мониторингу демократических реформ в Армении и концептуальных предложений по Плану действия для Армении) демократическому компоненту ЕПС уделяется сегодня больше внимания, чем в начале. Кроме того, заинтересованный подход представителей гражданского общества к программе Фонда “Вызовы тысячелетия” обеспечил их участие на всех этапах подготовки и имплементации программы этого ФВТ в Армении.
В следующие годы самым серьезным вызовом для демократической общественности Армении будут парламентские (2007) и президентские (2008) выборы. Как отмечалось выше, недавние выборы в Азербайджане показали, что технологии незаконного достижения властями желательного результата все более совершенствуются и международным наблюдателям все труднее их идентифицировать. А поскольку в рамках неформального “содружества постсоветских властей” происходит очень эффективный обмен опытом, всем, кто заинтересован в демократических выборах в Армении, предстоит тяжелое испытание.
В том числе существенную роль может сыграть процесс усиления GONGOs, о котором также говорилось выше. Уже на выборах 2003 появились НПО, которые как бы наблюдали за избирательной кампанией и давали свои положительные оценки, кардинально противоречащие оценкам международных наблюдателей. В 2007-2008 таких “НПО” будет, скорее всего, намного больше, и их деятельность будет еще лучше подкреплена ресурсами. И, фактически, эти ресурсы в значительной степени формируются теми международными организациями, чья миссия — укрепление демократии и ее институтов, в том числе выборов…
Хочется пожелать, чтобы отмеченные негативные тенденции в применении инструментов продвижения демократии были преодолены, и особая роль в этом принадлежит эффективному сотрудничеству подлинных промоутеров демократии из-за рубежа и внутри страны.
